Мы сегодня участвуем в XVIII фестивале «Великое русское слово». Я хочу сказать, что я участвовал во всех фестивалях, за исключением тех в украинские времена, когда меня в Крым просто не пускали или депортировали из Крыма. Но не грех вспомнить, что впервые проведенный фестиваль «Великое русское слово» проводился именно в эти враждебные нам ющенковские времена в 2007 году. И честь, и хвала Верховному Совету, а теперь и Государственному Совету Республики Крым, что на всех этапах Верховный Совет, а теперь и Государственный Совет выступали в качестве инициаторов и продолжателей этого фестиваля.
Вы знаете, когда дело касается глянцевых журналов, мы часто сталкиваемся с первыми выпусками, где всё прекрасно, фотографии фантастические и так далее. А потом выясняется, что второго номера так никогда и не будет, потому что ограничились первым. Энтузиазм иссяк, выдохлись. Ничего похожего в нашем случае депутаты и руководство Республики Крым не демонстрируют, когда дело касается такого важного не только для Крыма, но и для всей России события, как фестиваль «Великое русское слово».
При этом я хочу вспомнить, как и почему все начиналось, поскольку имел отношение к зарождению этого фестиваля в 2007 году. Вот сижу между Цековым и Константиновым, оба не дадут соврать. Ведь на самом деле, давайте признаемся, фестивали со схожей тематикой первым начал проводить человек, о котором сейчас не хочется вспоминать. Но я его всё-таки вспомню. Владимир Павлович Казарин. Был такой крымский общественный и политический деятель. Между прочим, во времена Леонида Грача – второй человек в Компартии Крыма, вице-премьер правительства Крыма в это время, который везде и всюду бил себя в грудь и говорил, что он просто русский до мозга костей, между прочим, сын командующего дивизией, уважаемого человека, профессор Таврического университета, глава Общества русской культуры Республики Крым. И он собирал здесь учителей русской словесности, витийствовал о русском языке. Прекрасно помню, как Казарин накануне выборов в 2006 году приезжал в Севастополь и говорил: «Что вы, севастопольцы, медлите? Какая-то мразь захватила севастопольские маяки (студенты украинские пытались в тот год таким образом шантажировать Черноморский флот)! Да вы должны их немедленно выбросить!» (Это под гром аплодисментов с трибуны театра имени Луначарского, в центре Севастополя).
Только вот одна деталь. Прошла пара месяцев и Казарин пошел в услужение к ющенковскому назначенцу Сергею Куницыну в качестве первого заместителя главы администрации города Севастополя. И принялся стараться в проведении антирусской политики ради торжества идеалов «оранжевой революции». Но при этом на всякий случай сохранил за собой проведение этих фестивалей. И уважаемый посол России Виктор Черномырдин, откликаясь на просьбы Казарина, выделял ему финансирование для проведения этих фальшивых мероприятий. Но мы-то с Цековым, с Константиновым, с другими понимали, для чего эти сходки он проводит – для отвода глаз. Для того, чтобы уводить несчастных учителей русского языка от происходящего на Украине, убеждать их в том, что эта киевская власть в его лице – друг русского языка и русского человека.
Это было надувательство. И для того, чтобы это надувательство прекратить, мы собрались с силами и провели свой настоящий фестиваль «Великое русское слово». Фестиваль борьбы и протеста. Где теперь Казарин? Казарин, как вы знаете, давным-давно на Украине вместе со своим сыном, который из Павла стал Павло. Пишет с 2014 года и даже раньше про нас, про Россию, про русских самые пасквильные статьи. Это семья предателей собственного народа.
И вот этот фестиваль, 18-й раз проводимый, на самом деле был ответом на вопрос: в состоянии мы разобраться в сути дела или нет – кто есть кто и что есть что?
Я посчитал необходимым это вступление. Но Сергей Александрович Михеев поставил в начале нашего заседания вопросы, на которые уже начал отвечать. Поскольку я в школе и в университете был отличником, раз мне поставили такую задачу – надо отвечать. Поэтому попробую дать свои ответы на эти вопросы. В какой-то мере я их уже давал, выступая в разных аудиториях. Если кто-то обратил внимание, вот Литературная газета» 28 мая опубликовала мою статью «Война или мир. Что день грядущий готовит нам с Украиной». После этого состоялся у нас на той неделе очередной Совет по внешней и оборонной политике. Есть такая старейшая общественная организация, с 1992 года существующая. Приезжал к нам Сергей Викторович Лавров, как всегда, в «Лесные дали». Мне пришлось там тоже выступать. И там, если не в такой последовательности, не в такой формулировке, обсуждали все те же самые вопросы. И все те же самые вопросы, очевидно, связаны с тем, что мы продолжаем военные действия.
Три года, три месяца и уже несколько недель продолжается война, которая названа у нас Специальной Военной Операцией. Мне кажется, сегодня уже люди не спорят с тем, что это война. Поначалу, вы знаете, обещали даже штрафовать за упоминания за то, что мы признаем это войной, а не Специальной Военной Операцией. Но мне очевидно, что это война. Она существует в двух ипостасях. Сергей Александрович уже здесь сказал, что одна из них – это гражданская война, отложенная гражданская война на ключевом участке территории бывшего Советского Союза, между теми, кто выступает за союз и связи народов его населявших, за права людей без ограничений по национальности, за уважение к общей исторической памяти и планы на будущее. И теми, кто, отрицая прошлое или делая из него собственные выводы, не хочет видеть свое будущее в соседстве с Россией, пытается самоутвердиться в борьбе против Москвы. Это, безусловно, глубоко внутреннее дело пространства бывшего Советского Союза и Российской Империи. Всего, что здесь, на этом пространстве, когда-то мы объединяли.
С другой стороны, эта гражданская война, как и предыдущая 100 лет назад, при распаде Российской империи, превратилась и не могла не превратиться в Отечественную войну России с Западом, с Западным миром.
Я не уверен, что все у нас с самого начала себе отдавали в этом отчёт. Я даже слышал такое мнение: «Какие могут быть претензии к военным? Собирались же проводить Специальную Военную Операцию на Украине, но никто же не говорил, что придется бороться со всем Западом».
Но это было бы странное оправдание. Люди, которые причастны к решениям, обязаны были понимать, что за Украиной всегда стоит Запад. Я припоминаю, как в 99-м году, когда были споры при ратификации Большого – так называемого Договора о дружбе, сотрудничества и партнерстве, — мы с Юрием Михайловичем Лужковым (я в качестве его помощника, он в качестве члена тогдашнего Совета Федерации) боролись против ратификации этого Договора. Вот для того, чтобы этот Договор все-таки провести через Совет Федерации, со второй попытки ратифицирования, тогдашний министр иностранных дел Игорь Иванов в сердцах сказал: да вы что не понимаете, что за Украиной везде стоит Запад?
Это вырвалось у него в выступлении с трибуны в 99-й году. А мы говорим о событиях уже в 21-м веке. И, естественно, после того, как Запад увидел шанс в этой истории 22-го года, нам ничего не оставалось, кроме как поднять эту перчатку.
У нас есть свои претензии, они сегодня уже высказывались, к тому как СВО проходит и проходило, насколько наши первоначальные намерения оказались выполнены, насколько нет. Какие были неудачи, наступления, контрнаступления и так далее. Но надо отметить, что при всех обстоятельствах власти и общество России сохраняют единство в ходе этих военных действий. На протяжении всех лет СВО, которое уже приближаются к сроку Великой Отечественной войны в прошлом веке.
Конечно, по мотивам духовного или материального родства с либеральным Западом или страха перед мобилизацией, малая часть наших граждан, в пределах статистической погрешности, бежала за границу, породив феномен так называемых релокантов. Но в подавляющем большинстве люди прислушались к Президенту Владимиру Владимировичу Путину о необходимости нести жертвы во имя Победы. И хочу заметить, что некоторые из нас, я вот в том числе, с первых дней настаивали на том, чтобы мы жили по законам военного времени, чтобы страна превратилась в единый военный лагерь, чтобы были созданы по образу 41-го года Ставка Верховного Главнокомандования, Государственный Комитет Обороны. То есть созданы чрезвычайные органы власти и управления на период военного времени.
И мы все прекрасно знаем, что этого сделано не было. Почему? Почему этого не было сделано? Потому что власть не откликнулась в полной мере на эти предложения, не желая рисковать социальной стабильностью в стране и предпочитая всеобщей мобилизации частичную или добровольчество. В России, в отличие от Украины, никто не хватает людей на улицах и не гонит их на убой, как вы знаете. Мы рассчитываем на другие стимулы.
Более того, никто не чинил релокантам призывного возраста препятствий в бегстве за рубеж, в то время как их сверстники стояли в очередях на призывных пунктах. Они бежали через Верхний Ларс, через Казахстан, бросали свои самокаты, велосипеды, машины и так далее. Никто им не препятствовал. Почему? Потому что пускай бегут, лишь бы здесь внутри страны мы могли сохранить единство.
Вот это имеет и свои положительные, и свои отрицательные последствия. Потому что, ну, самом деле со стороны людей, которые воюют, законный вопрос: а почему я воюю, а кто-то не воюет? Но ответ на него именно в этом состоял. Чтобы уклонисты не создавали проблем внутри страны – вот был мотив. И это надо понимать. И мы должны, обсуждая это, понять: правильно власть поступила или нет?
Сейчас мы подошли к ситуации, когда мы уже не только войну ведем, но и, так сказать, пошли на контакт и ведем дискретные переговоры с Украиной. И сами сделали вид, что считаем Соединенные Штаты, которые продолжают помогать Украине, посредником. Мы сами себя убедили или сделали вид, что мы верим в то, что США посредник.
Вот теперь нам нужно дать ответ на некий вопрос. Поскольку это две войны в одной, гражданская и отечественная, то надо понять, а что есть Победа в этих войнах? Или что есть Победы в этих войнах, потому что они могут не совпадать – победа в гражданской и победа в Отечественной? Проще всего, как вы понимаете, с Отечественной – сорвать планы, которые были у Запада. И я хочу заметить, что эти планы действительно сорваны. Если речь шла, как говорил Лех Валенса, о том, чтобы сделать эту войну поводом для распада России – никакого признака распада России нет. Как бы мы не были недовольны какими-то отдельными вещами. И нет признака военного поражения России.
Да, есть будоражащие наши чувства эпизоды, такие как, например, недавние с атакой наших военных аэродромов. Но в войне бывают потери. Я помню первый будоражащий меня лично эпизод, когда крейсер «Москва» погиб в Черном море. Тот крейсер, который мы с Лужковым для того, чтобы он носил название «Москва», в свое время за деньги москвичей на стапелях Николаевского завода восстановили. И он вошел в строй, долгие годы был флагманом. Первый за сто лет случай, когда флагман нашего флота погиб в войне, со времен Цусимы этого не было. Это тяжелый урон. Но то, что происходит в войнах, не бывает без урона.
Вот эта отечественная война с Западом. Сейчас возникает некая, как мне кажется, развязка в этой истории. Потому что Запад — это публично очевидно — разобщен после прихода Трампа тем, что Трамп не из любви к нам, а из желания на других участках своей глобальной конкуренции обеспечить или наш нейтралитет, или наше сочувствие, хочет, чтобы эта «война Байдена» прекратилась. И Соединенные Штаты могли сосредоточиться на главном – на борьбе с Китаем. Или есть у него еще домашнее задание, учитывая его семью, — Ближний Восток.
Заметьте, вчера президент Трамп разговаривал с президентом Путиным по известным событиям, все знаете. Так ведь что прицепом добавил Трамп к разговору по поводу России и Украины? Иран. Попросил содействия нашего Президента, чтобы мы повлияли на Иран. Почему Иран стал такой проблемой? Потому что на администрацию Трампа давит Израиль, который требует начать войну с Ираном, нанести удар по Ирану. И нужно, чтобы мы помогли выйти из этой ситуации. Я не думаю, что при всем при том, что Трамп, — наиболее произраильский президент за все время, что он вот прям так готов немедленно пойти навстречу Израилю, нанести удар там. Но он хочет выглядеть победителем. Это его постоянное желание.
Нужен ли России Запад? Нужна ли Западу Россия? Первое, что я хочу сказать: мы должны находить и всячески расширять разницу между теми, кому нужна Россия на Западе, и кому она не нужна. Вот конкретно части американского establishment’а Россия нужна – нейтральная или, может быть, даже сочувствующая цели глобальной конкуренции между Китаем и Соединенными Штатами. Я не говорю, что мы должны последовать по этому пути. Я не к этому призываю. Я говорю, что у них такие надежды существуют, и поэтому они влезают со своими так называемыми мирными предложениями и посредничеством.
Нужен ли России Запад? Вы знаете, это очень важный вопрос. Прежде всего, давайте вспомним, а каков наш культурно-исторический код, генетический код? Мы в 22-м году вместе с Пиотровским проводили такую дискуссию в рамках Академии наук «Нужна ли России Европа?». Не Запад, а Европа.
Вот я считаю важным сказать сегодня, кто мы такие. Я удручающе русский человек. Насколько мне известно, никаких других наций в моем роду нет. Мы донские казаки. Так вот я уверен, что, безусловно, мы европейцы. Европейцы, дошедшие до Тихого океана,с Запада на Восток. Мы наследники Восточной Римской империи, наследники Византии. И мы не можем от этого культурного кода отказаться. И не должны. Мы не должны считать, что Европа – это Европейский союз, Стармер, Мерц и Макрон. Мы боремся за свое понимание европейских ценностей, христианских ценностей, от которых ушел этот Европейский союз.
Да, мы поворачиваемся на Восток, мы об это провозгласили. Но спросите себя: вы готовы жить как в Монголии, как в Китае, стать во всем эпигонами Азии?
В поисках ответа на вопрос наш МИД опубликовал, вы знаете, концепцию, что Россия – это страна-цивилизация. Есть такое заявление. А Сергей Караганов на Совете по внешней политике даже пошел дальше и написал, что мы «цивилизация цивилизаций».
Я считаю не лучшим тоном, когда мы себе сами делаем комплименты. Вы знаете, есть на Ближнем Востоке Богоизбранный народ, и все знают, как страдают другие народы от его богоизбранности. Был другой народ, который считал себя высшей расой. Мы его 80 лет назад победили. Не надо упражняться в своей исключительности. Мы совершенно точно, с самобытными чертами, в Европе и Азии, с включением в Россию многих народов, которые не являются русскими. Наша, русских людей, национальная идея как государствообразующего народа, – это существование нашей многонациональной Российской империи, как бы она ни называлась: Российская империя, Советский Союз или Российская Федерация. Мы должны продолжать идти этим путем.
Последнее, что касается Украины. Важный вопрос. К сожалению, регламент позволяет мне только тезисно об этом сказать. Ну, конечно, я стою на позиции, которую изложил наш Президент: русские и украинцы – один народ. Да в этом народе есть и бандеровцы, есть и неофашисты, есть и Западная Украина и так далее. Все неоднозначно.
И еще одно понятно. Как бы нам не хотелось верить, что после этой Специальной Военной Операции или войны уродливое детище Беловежского сговора, Украина исчезнет с политической карты мира, – этого не будет. Украина сохранится. Это значит: мы не можем вести пропаганду и самоутверждаться на том, что вас, украинцев, не существует. Ну представьте себе, это же подарок был бы той самой украинской власти, если мы бы везде говорили: а вас вообще украинцев не бывает.
Это не значит, что мы должны проводить, как при советской власти, украинизацию, тем более на новых территориях. Нет. Но нам нужно будет найти способы влияния на Украину изнутри. На мирный период. Вот о чем идет речь сейчас, и об этом надо думать сейчас. Потому что война когда-нибудь закончится, с теми или иными результатами.
И самое последнее. Не могу не сказать по поводу обмана с Минскими соглашениями. Послушайте, мы ведь столько комплиментов наговорили нашему Президенту, нашей власти, и вдруг мы, путая планы с пропагандой, начинаем сами себя морочить и говорить: нас, – то есть Президента в первую очередь, –обманули в Минске. Может быть сегодня нам выгодно говорить, что нас обманули, что они, подлецы, с самого начала нас обманывали. Но я уверен, что ни Меркель, ни Олланд просто не понимали глубины проблемы. Им казалось, что это нормальная договоренность – Донецк с Луганском вернутся на Украину. Они не понимали степени упертости киевской элиты и существа этого украинского вопроса. Поэтому они тогда участвовали в Минских договоренностях.
Это потом, чтобы отбояриться от уже вала русофобии, став бывшими, они стали оправдываться и говорить: «Да мы с самого начала лукавили».
Никто нас в Минске не обманывал. Мы провели это решение через ООН именно для того, чтобы войны избежать, а война – это риск, это жертвы. Если бы произошло все в соответствии с Минскими соглашениями, то Украина превратилась бы в федерацию, с которой можно уже работать изнутри так, чтобы она не вступала в НАТО. Потому что в федерации можно бы опираться на вето регионов.
Вот в чем был вопрос. Но, к сожалению, Киев, вопреки подлинному интересу народа Украины, смог все сорвать, а Европа пошла на поводу. Ну и, возможно, США не участвовавшие в Минске, внесли свою лепту, убедившись, что занозой против России может быть только унитарная Украина. Давайте не будем себя обманывать тем, что нас обманули. Никто Путина в Минске не мог обмануть. Он знал, что он делал. Спасибо.
Реплика Константина Затулина после выступления участников на заседании Ливадийского клуба 5 июня 2025 года в рамках фестиваля «Великое Русское слово» в Крыму
«Не грех иной раз прислушиваться к европейцам, когда это того стоит. Жорж Клемансо [прим. — французский политический и государственный деятель, журналист, премьер-министр Франции] как-то сказал: Тот, кто смолоду не был радикалом – у того нет сердца. Но тот, кто к старости не стал консерватором – у того нет головы.
Хочу отреагировать на услышанное от друзей и коллег. Вот Сергей Николаевич Бабурин считает, что мир и компромиссы невозможны, пока существует Украина. Победа, видимо отменяется, пока мы не дойдем до границы с Польшей. Правда, в том же выступлении он допустил существование Западной Украины, не включенной в наше будущее союзное с Украиной государство.
То есть, видимо, Сергей Николаевич все-таки не так далек от реальности, как в случае с полным отказом в существовании государству Украина по итогам СВО.
Странно было бы с моей стороны агитировать за государство Украина. Я объявлен «врагом» украинского народа в середине 90-х годов. Но давайте не будем друг друга увлекать звонкой фразой. Мы все здесь готовы побеждать и все прочее. Вопрос в том, в состоянии мы чего-то достичь и какова цена этого. Вот о чем идет разговор. Я утверждаю, что «уродливое детище беловежского сговора Украина» не исчезнет с политической карты мира, как Польша в 1939 году. Придется продолжать бороться с ней и за нее после прекращения огня.
Мое личное впечатление: мы, конечно, одолеваем в Отечественной войне с Западом. Я уже сказал почему. Но мы, к сожалению, пока проигрываем в гражданской войне, которая ведется за русское дело на Украине. Мы видим, что украинцы и русские Украины продолжают с нами бороться. Почему? Потому что считают нас врагами, желающими отнять у них эту самую Украину.
Значит, нужно найти ходы. Нужно сделать так, чтобы они перешли на нашу сторону. Это кажется невозможным, но над этим надо работать.
И последнее. Самое главное, почему я не вижу перспективы дойти до польской границы, – мы можем в полемическом задоре напоминать о Северной или Тридцатилетней войне, но не по нашему времени Северные и Тридцатилетние войны. Столько в наше время войны продолжаться не могут.
Когда-нибудь мир наступит. И испытания этим миром будут гораздо серьезнее, может быть, чем другие испытания в ходе войны. Потому что вернутся люди, получавшие одни деньги, вернутся на другие зарплаты. Потому что вернутся герои, и вернутся те, кто будут выдавать себя за них.
В Советском Союзе мы испытали «афганский синдром». В Афганистане погибло 15 000 граждан Советского Союза. Сколько погибло сейчас? Придется справляться с послевоенным синдромом. Вот испытание, которое нам предстоит. И к нему надо готовиться».
